– «Я люблю под вечер помечтать…» – сказал я.
Моцарт легким движением мехов баяна задал тональность.
Припев здесь я исполняю, забирая голосом на октаву выше, что называется – «жилы рву». Так что сейчас меня многие услышат…
Я ЛЮБЛЮ ПОД ВЕЧЕР ПОМЕЧТАТЬ,В ПОЛЕ ВЫЙТИ – ДА В ТРАВУ УПАСТЬ,ШИРЬ СТЕПЕЙ ДА ЧИСТОТУ ОЗЕРВСЕ УСПЕТЬ ЛЮБИТЬ, ПОКА ВДРУГ НЕ УШЕЛ.
Припев:МНЕ БЫ НЕБА ТОЛЬКО ДА ВОДЫ ГЛОТОК,ПОЛЮБИТЬ ВРАГОВ, ДА НЕ ДАВАТЬ ЗАРОК!ВСЕ УСПЕТЬ СКАЗАТЬ, А ТО – НЕРОВЕН ЧАС,СТАНЕТ ЛУЧШЕ ЖИЗНЬ, ДА УЖЕ БЕЗ НАС!
Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ – РОССИЯ-МАТЬ,ЗДЕСЬ КРЕСТИЛИ НАС И ЗДЕСЬ СТРЕЛЯЛИ ВРАЗ!ЗДЕСЬ УСВОИЛ В ЖИЗНИ ПЕРВЫЙ СВОЙ УРОК,ЗДЕСЬ В ЗЕМЛЕ СЫРОЙ ЛЕЖИТ РОДНОЙ БРАТОК!
Мы повторили второй куплет припева: «Я люблю тебяе – Россия-мать…», причем последние строчки его мы с Моцартом пели на два голоса.
После проигрыша я тихо и задушевно продолжил:
Я ЛЮБЛЮ ПОД ВЕЧЕР ПОМЕЧТАТЬ,В ПОЛЕ ВЫЙТИ ДА В ТРАВУ УПАСТЬ…
А заканчивали мы песню словами: «Станет лучше жизнь» с использованием эффекта голосового эха, а слова «Да уже без на-а-ас!» я вновь спел, поднявшись на октаву вверх и тянул «нас…» сколько смог.
Ну, похлопали. И потихоньку начали расходиться.
И тогда я решился.
– Трамвай последний! – сказал я.
Это была вещь на стихи Есенина, малоизвестные, почему – вы поймете сейчас сами. Исполнял я ее «на надрыве», очень громко, причем все наши инструменты также выкладывались полностью.
КАК ТРАМВАЙ ПОСЛЕДНИЙ, УХОДЯЩИЙ В ПОЛНОЧЬ,НЕ ПРИШЕЛ – ОСТАЛСЯ, ВОТ КАКАЯ ШТУКА,ЖИЗНЬ ТАКАЯ МЕРЗОСТЬ, ЖИЗНЬ ТАКАЯ СВОЛОЧЬ,ВСЕ В НЕЙ ПРОДАЕТСЯ, КАК В БОРДЕЛЕ – СУКА!
ОБОРВУТСЯ РЕЛЬСЫ У ВОРОТ ПОГОСТА.ПИР ЧЕРВЕЙ МОГИЛЬНЫХ – ТРАПЕЗА НАМЕДНИКОНЧИЛАСЬ – И БАСТА! ЯСНО ВСЕ И ПРОСТО,ОПОЗДАЛ ВСЕГО ЛИШЬ НА ТРАМВАЙ ПОСЛЕДНИЙ…
И НЕМЫТА ДЕВКА, С НЕПРИКРЫТЫМ СРАМОМ,ГОТОВА ОТДАТЬСЯ ЗА СТАКАН ПОРТВЕЙНА!КАК ЧЕРДАК ЗАБЫТЫЙ ВЕСЬ ЗАБРОШЕН ХЛАМОМ,ЖИЗНЬ БРЕДЕТ ПО ШПАЛАМ – ТУПО, БЕЗЫДЕЙНО…
ОБОРВУТСЯ РЕЛЬСЫ… и так далее.
Мы допели припев, и в полной тишине стали собирать инструменты. Нам не потребовалось много времени, и когда в толпе начались перешептывания и разговоры, мы уже шли домой.
Я мог быть доволен – мы наверняка привлекли к себе внимание.
Дело было за немногим – выследить, когда нас придет послушать наш секретарь райкома комсомола Гоша Герлах…
Глава 7-я. Был месяц май…
1—9 мая 1966 г.
Именно в эти дня бродвейские выступления заняли все наше время и наши мысли.
Мы не пели каждый день; назавтра после каждого концерта мы собирались у меня и анализировали выступление. Женя Моцарт, который, играя на баяне, мог наблюдать реакцию публики, делал это. Но как художественный руководитель он также внимательно анализировал нашу «работу» – он фиксировал ошибки, допущенные упущения и недочеты – определял наши ф а л ь ш т о ч к и.
Именно поэтому после первого вступления на следующей день нам было о чем поговорить. Тем более, что назавтра мы собирались выйти на Бродвей вновь, причем, учитывая, что это праздник трудящихся, мы собирались значительно политизировать репертуар.
Женя указал нам на основные ошибки.
Мне – пока еще недостаточно в унисон звучит мое пение – и игра остальных на инструментах.
– Вы все должны следить за баяном, – говорил он нам. – Именно я, вне зависимости, какую партию веду – сольную или лишь создаю музыкальный фон, задаю ритм. И в такт моему исполнению должен работать и ты, Бульдозер, и в особенности ты, Толь. Голос у тебя сильный, поешь ты легко…
– Что, и «Трамвай последний?» Я думал, голос сорву…
– Это тебе кажется! На самом деле пел ты легко, естественно, но иногда теряешь ритм мелодии. Совсем чуть-чуть, народ, конечно, вряд ли заметит, но мы ведь не халтурщики! Так что давайте сейчас полностью пройдем завтрашний репертуар! Что будем петь?
Обсудили репертуар, «прогнали» новые для нашего репертуара комсомольские песни, решили, что «пустим» их под гитару.
А вот девочкам замечаний от нашего худрука не последовало. Впрочем, из нас троих «класс» девочек мог определять лишь я – о такой части художественного исполнения, как подтанцовка, ребята узнают лишь через 20 лет…
Мы вышли засветло, когда солнце только начало клониться к закату. И собирались закончить в сумерках – сегодня девочки были в «униформе» – в ситцевых белых платьицах с голубыми цветочками, каждая с белым и красным бантом в пушистых волосах. А поскольку было прохладно, мы не собирались «морозить» наших девчонок.
Перед выходом я определил особую задачу Гемаюна.
Мы еще только расчехляли инструменты, девочки, сняв шерстяные кофточки, разминались, с серьезным видом то притоптывая на месте, то вдруг выбивая на асфальте чечеточную дробь, а народ уже стал собираться. Пока, правда, была молодежь, и мы для разминки спели им «В деревеньке маленькой…»
Ну, а заранее пришли и уже ждали нашего прихода мои одноклассники во главе с Миутом…
В деревеньке маленькой, в доме на окраине,Печь всегда истоплена, и готов обед.Но обедать старые не спешат хозяева,Сына ждут любимого, а его все нет…Год за годом тянется, он не возвращается,И сердца родителей извелись тоской,Вечерами зимними часто им мечтается,Что приедет в гости он с сыном и женой…
Вот только где-тоТам, по белому свету,Парнишечку «квасит» воровская судьба…Удача шальнаяНаколка блатная,Сегодня «малина», а завтра – тюрьма…
Гитары звенели, баян тихонько задавал фон, девочки встряхивали маракасами, притоптывая на месте.
После «вот только где-то…» припев мы запели на два голоса, и по-моему, получилось здорово.
Толпа заметно прибавилась, позади нее маячил Гемаюн, выполняющий мое задание – отслеживать слушателей и найти мне… Но о том, кто именно меня интересовал, вы сами поймете чуть позже.
Поскольку среди слушателей было много людей среднего возраста, некоторые – с красными бантиками «маевщиков» на груди, мы спели «Гренаду», потом комсомольский марш «И вновь начинается бой…», слегка изменив слова:
И вновь начинается бой…И сердцу тревожно в груди,И Ленин – такой молодойИ наш комсомол впереди…
Я ничего не имею против Аркадия Гайдара, его сына Тимура… Но примерно в эти годы то ли еще в садик, то ли уже в школу ходил в н у ч е к, который уничтожит все, о чем поется в песне…
Так что – пускай уж не «юный Гайдар впереди», а «наш комсомол»…
И специально для начавших расходиться людей старшего поколения мы исполнили «Как много девушек хороших».
И вот начиная с этой песни, в дело вступили наши девочки.
Они попросили освободить побольше пространства вокруг нашей скамейки, и с первыми словами начали кружиться в вальсе.
Тоненькие фигурки, с описывающими в воздухе разноцветные круги большими бантами выглядели в закатном свете потрясающе!
И когда раздались громкие аплодисменты, мы, пацаны, не приняли их на свой счет. Это аплодировали нашим девочкам, их юности и таланту.
Следующей песней была «Дорожная». И вот здесь я впервые увидел, как девочки пытаются исполнять «л а т и н о с» – что-то вроде самбы, румбы и еще чего-то подобного.
Когда я объявил название песни, они встали, слегка согнувшись в поясе, друг перед другом и положили руки каждая на плечи подруги.
Вступление исполнил Бульдозер, с моими первыми словами в мелодию вплелось звучание баяна, а я ударил по струнам своей гитары задавая ритм, и запел:
За мной ветер, мокрый асфальт,И день прошедший уносится вдаль,По пустой автостраде ночной…Снова я на дороге один,Лишь навстречу фары машин —Растворяюсь в шорохе шин…Мой мотор несет меня,унося проблемы дня,на дороге пустой только я!
Припев:
За рулем душа моя, на дороге только я,Только вот никак обогнать себя не сумею я!За рулем душа моя, на дороге только я,Но я знаю, где-то там в ночи ты ведь ждешь меня!
Припев мы пели с Моцартом на два голоса, а девочки…
Наши девочки, не снимая рук с плеч, как единое целое двигались и синхронно, и красиво. Они передвигались влево, вправо, потом вдруг разворачивались и снова шаги, шаги, а потом – поворот…
Уже с первым припевом в такт нам начали хлопать все больше зрителей. Думаю, собралось чуть ли не сотня человек, а когда мы заканчивали песню, я увидел, как Миута проводит сквозь толпу поближе к нам знакомых девочек из медучилища, а с ними – и Жанну…
Излишне говорить, что азартнее всех хлопали стоящие в первом ряду одноклассники…